Всё вернётся

Это я, Гарыныч. По многочисленным заявкам! Сам не люблю длинные рассказы, но поверьте — оно того стоит. Со слов одного заключённого…Ветер тоскливо завывал в трубе старого покосившегося домика. Шёл дождь, деревья были голыми и как будто ждали беды. Холодная октябрьская ночь.
В Сибири осень теплом не балует, и парни откровенно мёрзли. Они курили одну сигарету за другой, как будто дымом и впрямь можно было согреться.
Три друга детства, они не могли бросить Суслика на произвол судьбы. Обещали помочь, вот и ёжились теперь от холода вместе с процентщиком-неудачником, ожидая барыгу, который взял денег у Сашки, Суслика, под проценты, а затем отказался возвращать, прикрываясь бандитами.
Не то чтобы с этого мероприятия можно было сильно нажиться. Просто, если дал слово – держи. Так научили их отцы.
А когда-то давно они поклялись помогать друг другу всегда и везде, чего бы им это ни стоило. Звучит по-детски, но вот уже лет двадцать они так и жили. Причем неважно, в чем: машину завести в -40, на работу устроиться, с переездом помочь или наказать беспредельных бандитов.
Чтобы не парить вас длинными Ф.И.О., которые вы всё равно вскоре забудете, буду называть их Пастырь, Могила, Чеснок ну и вышеупомянутый уже Суслик.
Возраст у всех был одинаков – 35 лет. Все они раньше учились в одной школе, в одном классе. Суслик от службы отмазался, а трое друзей отслужили срочную, причём в “горячих точках”.
Все трое были не робкого десятка, женаты, у всех дети. Правда, карьера задалась не у всех.
Пастырь был управляющим банка. Могила, наверное, в масть своей кличке, держал в руках городской кладбищенский бизнес. Так что парни на жизнь не жаловались. Чеснок же был как неприкаянный — снимал убитую полуторку. Одиннадцатилетний сын (от первого брака) жил вместе с ним, а годовалый (от второго) остался после развода с матерью. Сам же он в данный момент был холост и без работы. Впрочем, из-за своего тяжёлого характера Чеснок ни разу не задерживался на рабочем месте больше года.
– Суслик, ты всё-таки редкостный долб***! – не унимался Чеснок. — Всё веришь, что можно на раз бабками разжиться, да ещё так, чтоб до гробовой доски потом на печи лежать с литрухой пива! Чудес не бывает! У меня тоже не клеится с богатством, но я хотя бы свои на ветер не выкидываю и друзей потом не парю.
– Чеснок, не хочешь помогать, проваливай! – Суслик был хоть и хилый мужичок, но гордый!
– Ладно, Андрюха, хорош уже! Сейчас приедут эти упыри, и всё уладим, так или иначе, – вступился за горемыку Пастырь.
Раздался звонок. Пастырь поднял указательный палец вверх, призывая всех к тишине, и включил трубку мобильного.
– Внимательно!
Пастырь слушал молча, но c каждым словом оппонента лицо вождя становилось всё мрачнее. Когда попрощался с телефонным собеседником, обратился к друзьям.
– У нас ещё одна проблемка нарисовалась. Помните, замес с дагами был? Так вот, ждут сейчас нас в «Байкале», якобы поговорить.
Неприкаянный отреагировал моментально.
– Так давай мы с Могилой сгоняем! Послушаем, чего там «пиковые» от нас хотят, а ты с Суслопарым терпилу пока подождёшь, а то я уже видеть не могу этого обморока. Если будут наезжать, пошли смс, мы мигом обратно!
Чеснок был прав — обе темы были важны, обе надо было решать и чем быстрее, тем лучше. Так и поступили. Чеснок с Могилой отправились на стрелку, в бар «Байкал», а Пастырь и Суслик остались ждать мошенника со свитой в пустом доме.
Дом этот был самой обычной дачей в неудачно расположенном дачном кооперативе. Окраина города, многие строения тут пустовали, некоторые из них начали разбирать «хозяйственные» жители соседнего посёлка.
Но были и обжитые домишки, сюда мародёры не совались. С пятницы по воскресенье в них горел свет, и звучали голоса. Хозяин этой дачи — странный, милый старикан. Он жил себе потихоньку, собирал в лесу грибочки да травы разные, но вот месяц назад помер. Родных у него кроме непутёвого внука не было, так что внезапных гостей не предвиделось. Кстати, перед самой кончиной дед пристрастившегося в последнее время к наркотикам внука всё же вылечил. Правда, у самого старичка сердчишко подкачало – инфаркт. И, кстати, внучка друзья называли не иначе как Могила.
Стрелка с горцами прошла продуктивно – фингал у Могилы, разбитый нос и выбитый зуб у Чеснока. Ещё было потом пять выпитых с дагестанцами литров пива, два литра водки и, как следствие, «мир, дружба, кукуруза».
Затем приятели поехали назад, на дачу Могилы. Спросите, как парни поехали за рулём после того, как выпили столько алкоголя? Ответ для большинства русских мужиков очевиден: идти уже не могли.
Вернулись глубокой ночью, на улице похолодало ещё сильнее, и это немного отрезвляло. В доме почему-то не горел свет.
– Они там что, спать улеглись, что ли?! — злился Чеснок.
– Да ну, они бы нам по встрече с барыгой отзвонили! И смысл тут укладываться, когда полчаса — и дома! – логично парировал Могила.
Постучали раз, постучали два, постучали в окно – тишина.
– Плохое у меня предчувствие! – Чеснок ногой выбил дверь.
Картина открылась невесёлая – на первом этаже дачи лежали Суслик и Пастырь. Оба мёртвые, оба бледные, как мел. Маска ужаса на перекошенных лицах говорила о том, что перед смертью они увидели нечто неприятное. Впрочем, это и могло стать причиной трагедии, ибо следов насильственной смерти, на первый взгляд, не было. Ни ножевых, ни огнестрельных. Суслик прижимал руки к груди, а Пастырь как будто тянулся в карман за пистолетом, но умер, так и не решившись его достать…
– Может, газ? – предположил Чеснок.
– Нет, – коротко ответил Могила. – Окна, форточки и дверь закрыты, весь газ не мог выветриться, мы бы почуяли. Думаю, стрелка не состоялась, иначе пацаны бы позвонили.
– А если не смогли, не успели?! – Чеснок трезвел на глазах.
Могила спокойно продолжал:
– Дверь заперта изнутри, следов борьбы нет, следов от чужой обуви нет. За окном грязь, и я не думаю, что господа бандиты воспитаны настолько хорошо, чтобы разуться в чужой хате. Кроме того, у дома следы от колёс только нашего «Крузера», отпечатков других шин нет. Конечно, можно предположить, что обокравший Суслика коммерсант, оплатил разбойникам проезд в автобусе, но, насколько я знаю, братва общественным транспортом не пользуется, да и сам общественный транспорт в такое время уже не ходит.
У Чеснока начиналась паника:
– Мать твою, раз ты такой умный, может, тогда знаешь и кто парней порешил?! – Могила как-то странно посмотрел на друга детства. – Или ЧТО их порешило?
– Это что ещё за на х..?! – Чеснок, если чего-то не понимал, начинал нервничать.
– Я давно хотел с вами поговорить. Только дослушай до конца и не перебивай. Я сейчас вызову ментов и скорую, а пока они приедут, как раз всё расскажу.
Могила вызвал обе службы. Когда звонил 03, деловито предположил, что Суслик и Пастырь скончались от инфаркта.
– Так вот, – начал своё повествование директор кладбища, – я очнулся в этом доме ровно месяц назад. Рядом на полу лежал какой-то дед. Как я тут очутился, не помню. Помню, первая мысль была – что за шмотки левые на мне, с роду так не одевался. Проверил пульс у старика – отсутствует. Перед тем, как врачей вызвать, увидел себя в зеркале… Как я орал, наверное, слышно было даже в посёлке!!!
– И что ты там увидел?! – Чеснок медленно отходил от зеркала трюмо, пристально в него вглядываясь.
– Не знаю, как тебе это объяснить: чужое лицо. – Могила на миг задумался. – Да, чужое лицо, очень похожее на лицо деда, что лежал тогда на этом полу, только намного моложе.
– Да я в курсе, что вы с дедом похожи были! – всё больше закипал Чеснок.
– Да в том всё и дело, что это был не мой дед, и не моё лицо, и не моя семья, и вообще – НЕ МОЯ ЖИЗНЬ!..
– Что-то я в толк не возьму, — наморщил лоб Чеснок.
– А тут и понимать нечего. Я документ Могилы тогда прочитал и паспорт деда нашёл, прикинул, что к чему и вот уже как месяц пытаюсь выжить с вами в этой перди. На стрелки ваши ездить, кладбищем заведовать, с чужой женой спать и чужого сына воспитывать! (Ублюдок, кстати, редкостный растёт!) А настоящую свою жизнь я помню смутно, но всё же кое-что осталось. Жену мою настоящую зовут Леной, у меня дочь, а не сын, и ей 12, она гимнастка и отличница. Жил я в столице, учился в музыкальной школе, в армии вашей долбаной не был! В футбол c вами перестал ходить, потому что не умею я в него играть и даже правил не знаю! У меня медицинское образование, я зав. отделением в одной из ведущих клиник Москвы!..
Не буду рассказывать в красках о том, как Чеснок не поверил в этот бред, как предлагал сходить к психиатру или удариться башкой о стену, как крутил пальцем у виска и советовал жене ничего не говорить. Когда тела Суслика и Пастыря увезли в морг, а Чеснок и Могила получили повестки на допрос, друзья договорились ехать отсыпаться, а вечером встретиться в кафе и поговорить на трезвую голову.
Вечером, в девять, как условились, друзья сидели в маленькой кафешке со странным названием «Гнездо». Они сидели напротив друг друга и в первый раз в жизни не знали, о чём говорить. Точнее, это Чеснок не знал, что сказать корешу, с которым дружил с самого детства. Могила никогда близко не подходил к роялю, а теперь взял и исполнил с десяток композиций, причём от Шопена до попсы.
А ведь он терпеть не мог классическую музыку и Российскую эстраду в любом её проявлении. Когда то или другое слышал в машине по радио, сразу переключался на другую частоту, при этом изрядно ругаясь матом… Матом! И тут маленькие паззлы начали складываться в одну большую общую картину. Точно! Он уже с месяц не слышал от Могилы бранного слова! Месяц его друг не бегает с командой ветеранов, хотя фанат футбола с детства. В течение месяца было ещё много странностей: не знал, где находится тот или иной магазин или кафе, путался в улицах, не здоровался с общими друзьями, по крайней мере, первым.
До Чеснока стало доходить:
– Охренеть! А почему сразу не рассказал?!
Могила вздохнул:
– Сначала так и хотел сделать. А потом подумал — зачем? Чтобы в дурдом упекли? Да и сначала ничего не помнил, по крупицам вспоминаю.
– И что теперь? — Чеснок как будто прибывал в тяжёлом нокдауне.
– Да я всё время только об этом и думаю! – Могила опустил глаза. – Чеснок, вы хорошие ребята и верные друзья… – тот, кто теперь жил внутри Могилы осёкся, – были верными друзьями, но теперь я должен найти свою настоящую жену и дочку и вырастить её! Должен вернуться в свой город, к своей работе и лечить людей, понимаешь?!
– Да не ори ты так, теперь-то я верю… и понимаю. Так-то нормально: с чужой женой покувыркался, в другой шкуре пожил, – Чеснок впервые за два дня улыбнулся. – Да шучу я, Могила или как там тебя? Ну, жесть! А как ты ей всё объяснишь? А вдруг с ней сейчас тот ботан живёт с твоим настоящим лицом, что тогда?
– Не знаю, — насупился Могила, — и как всё это объяснить ей, я тоже не знаю!
Чеснок ухмыльнулся:
– Как-как. Аккуратно! До меня ж дошло, что ты не Могила. Значит, и её проймёт. Хотя, по правде говоря, я вчера думал, что у тебя белочка после «Байкала». Слушай, а если Могила в твоём теле сейчас?
– Да не знаю я! — пожало плечами тело Могилы.
Чеснок не унимался:
– Ты его тогда сюда отправляй, мы Насте (нынешней жене Могилы) всё растолкуем, а у меня хоть один кореш живой останется!
– Хорошо, — пообещала оболочка Могилы, но выполнить сие поручение возможности ей не представилось…
Р.S. Могила нашёл свою клинику только через год. Оказалось, что она не в Москве, а в Питере. Супругу и дочку тоже отыскал. Доказал с помощью обрывков воспоминаний об их совместной жизни, что он вовсе не Могила, а её любимый муж — Серёжа. Ленка поверила, но очень долго плакала навзрыд. Дело в том, что зав. отделения хирургии Сергей Заварзин скончался год назад и был похоронен на одном из кладбищ Санкт-Петербурга.
Вскрытие определило причину смерти у Суслика и Пастыря – обширный инфаркт. Дача досталась жене Могилы, но по странной случайности через год сгорела. Чеснок отбывает наказание в колонии общего режима за попытку вернуть деньги Суслика силой. Дали ему 11 лет за рэкет и насилие с отягчающими последствиями. Убийца (убийцы) Суслика и Пастыря не установлены, дело закрыто.